Оригинал странички дневника Риты.
Рита Янушевич родилась 16 января 1926 г. в Овруче. Перед самой войной уехала с мамой Наталией Васильевной к своей сестре Зое в Ленинград. Война и блокада застигла их в этом городе (см. Блокадный дневник Зои Янушевич http://zoya-yanushevich.blogspot.com/). После эвакуации в январе 1942 г. через Ладожское озеро и после длительного путешествия поездом все прибыли в Казахстан. Поселились в городке Каскелен, что в 20 км от Алма-Аты. Там Рита продолжила прерванную войной учебу, пошла в 9 класс. В Дневнике путаница с датами и годами. Начало его - точно в 1942 г.
10/VII.1942 Мне сейчас очень тяжело. С Борисом всё кончено. Нужно разобраться в своих чувствах. Я, конечно, не любила Бориса, но могла полюбить. Это было только увлечение. А теперь узнала, что он меня тоже не любил и не любит. Нужно всё кончить. Ну что ж, это для меня хороший урок. Они все и не догадываются, что я ни с кем не дружила до этого. А теперь я действительно имею некоторый опыт, даже целоваться научилась. Я уже давно собиралась всё кончить. А теперь это сделаю. Будет немного скучно, я ведь теперь избалована. «Но есть в полях другие цветы, опять вернутся в сердце мечты…» Я всё же уже привыкла к нему, знаю, что несколько дней будет неприятный горький осадок. Ну да пройдет. В жизни ее много, много есть хорошего, и друг новый будет (я теперь в своих силах уверена). Может, не скоро будет, но будет обязательно. А пока буду поддерживать переписку с Аркадием и с Б.Журиным.
Сейчас перечитала письма Бориса – всё было давно и неправда. Я ему напишу письмо резкое и нехорошее – последнее. А сейчас – больше оптимизма! Всё впереди, ничто не потеряно!
Вечер, 17 час. Я начинаю колебаться. Никак не привыкну к мысли, что Бориса для меня нет. Какое-то глупое, истеричное настроение. Хочется в Каскелен, в какую-нибудь веселую компанию, развлекаться. Не представляю себя одной. А давно ли я мечтала даже о таком счастье? Всё же я была любимой.
Если б были мальчики, то успех был бы обеспечен. Я теперь стала самоуверенной, может – напрасно. Тянет страшно меня куда-нибудь поехать. Скорее бы война кончилась. Всё упирается в эту войну. Хочется кому-нибудь всё рассказать /…/ если б встретить кого-нибудь из старых друзей. Я б тогда и не тужила.
??/VII Сижу одна в поле под стогом сена. Нашли серые тучи, пахнет дождем. Воспоминание о Борисе лечит неприятную боль, как прикосновение к старой закрытой ране. Но это всё пройдет. Время всё изгладит. И мечты мои хорошие, радужные – люблю я их. Мой девиз: «мечта прекрасная, еще неясная, уже зовет меня вперед» Хочется быть одной: мечтать, думать. /…/ Слишком велика во мне жизненная сила, чтоб тосковать о прошедшем. Нет! Я буду мечтать о будущем. И мечты мои хорошие, радужные. Зато теперь наладятся отношения с мамой, Зоей, я стану снова спокойной и уравновешенной. Читаю и перечитываю книгу Драйзера «Гений» - сколько мыслей хороших, интересных, о которых я раньше и не думала. Вот, например: /неразб./ может быть только духовный союз, всё другое – продолжительная иллюзия и рассеивается, как дым. /…/ Я сознаю, какой чудный духовный мир.
Каскелен. Горы Заилийский Алатау.
23/VII. Сегодня не работаю. Лара на работе. Мама в Каскелене. Зоя с Давидом уехала в город. Очень интересный этот Давид. Сразу повеяло чем-то новым и свежим. Вот если б Зоя за него замуж вышла. Желаю ей этого от всей души. Борису послала письмо и совсем не такое, как думала – просящее, с надеждой на возврат. Теперь жалею. /.../ Хорошо сидеть дома, отдыхать, ничего не делать. После обеда пойду в рощу.
12 августа 42 г. Долго не писала: не было времени. Сегодня приехала из города. Зоя заболела и я отвезла ее в больницу. Наверное, брюшной тиф или паратиф. Она очень изменилась и похудела за дни болезни. Только б поскорее всё это кончалось и благополучно. Получила она письмо от Давида. Как будто у них всё благополучно. Письмо начинается «Зоечка, родная!», кончается «целую, твой Давид». Может, всё будет хорошо. В городе мне понравилось, сделаю всё, чтобы жить там. Наверно, через дня три я снова поеду. Была в Каскелене с Ларкой 5 и 6-го. Думала разогнать сплин и тоску, но напала еще больше. Нет, больше в Каскелене я жить не буду. Там для меня больше ничего не может быть интересного. Получила письмо от Бориса. /.../
На дворе гроза. Сижу дома, смотрю в зеркало. Я всё же ничего, хорошенькая.
20 августа 42 г. Приехала из города. Пишу очень нерегулярно – нет времени. Много событий произошло за это время. 14.08 получила совсем неожиданно телеграмму от Бориса. «Привет. Еду на фронт. Прощай. Целую. Твой Борис». Значит, припекло и снова вспомнил Риту. У меня сначала появилось такое что-то теплое к нему. Столько было драматичности в этих словах. Пошла к арыку, светила ярко луна. Немножко плакала. Неужели этот мой роман не кончен? Неужели он напишет еще что-нибудь? Жду письма. Но мне кажется, что это была минутная вспышка. Да и у меня тоже – «нет к прошлому возврата и в сердце нет огня». В общем, увидим, что будет. Зоя поправляется. Сидела и ждала поезда. Вдруг ведут группу ребят-летчиков. Как будто что-то знакомое, присматриваюсь – Модест. Он вырос и возмужал. Тепло поздоровались, поболтали. Он будет очень интересным. Ларка уехала /слава богу!/ на два дня в город. Не могу ее видеть. Была в театре одна, смотрела «Русалку». В кино смотрела «Во имя Родины». Как жутко на фронте, остро почувствовала весь этот ужас. Вспомнила Бориса. Он, пожалуй, еще не раз меня вспомнит. Эх, что будет еще со мной? Кто и что меня ждет?!
Борис Клименко.
26 августа. С 23-го работала на комбайне бригадиром. Об этом я уже давно мечтала, и теперь сбылось. Правда, немножко поздно, я уже собиралась совсем кончать работу и неудобно, что к Зое нельзя поехать. Шла туда очень неуверенно. С работой я-то справлюсь, но вот как встретят – не знала. Встретили довольно хорошо. Сначала не знала, что делать, куда приткнуться. Теперь уже чувствую себя лучше. Первые два дня работа была трудная – молотили. Пришлось и мне поработать, на руках кровавые мозоли набила. А сейчас комбайн косит и мне почти делать нечего. Привезти им обед, замерить площадь и учесть горючее. Нужно ко всему привыкать, укреплять свою силу воли. Ругань приходится слышать страшную и вообще узнавать много всякой гадости, но ко мне это не пристаёт, так что не страшно. Сейчас дождь, комбайн не работает, и я сижу дома. Вот с домашним хозяйством я засыпалась. Огород почти засох. Зарядил бы этот дождик надолго. Ларка заболела в городе, о ней не вспоминаю. От Бориса [Клименко] писем нет, хотя я всё же надеюсь что-нибудь получить. О нем уже совсем забыла и не думаю. А сейчас, когда поглощена работой, тем более. Получила письмо от Аркадия «вне очереди» и никак не соберусь ответить.
Письмо от Бориса Клименко.
5 сентября. Всё еще работаю на комбайне. Думаю увольняться. Завтра или послезавтра подам заявление. Два дня тому назад получила совсем неожиданно письмо… от Бориса. Распечатываю – внутри карточка его, сразу читаю подпись на ней, чтобы судить о характере письма «Любимой и близкой». Ну, значит всё, как я думала. /…/ Надеется, что я буду его прежней любимой Ритонькой и буду /неразб./. Настроение хорошее.
Известия с фронта пока очень хорошие. Неужели скоро конец? Даже не верится.
Школа в Каскелене.
9 сентября. Дни текут быстро и незаметно. Второй день уже не работаю. Ничего особенного не случилось. Сейчас что-то плохо себя чувствую, наверное, чем-нибудь отравилась. Пою. За последние дни немножко ближе сошлась с Маргаритой и Галиной. Жду писем, а их всё нет и нет. В комнате много цветов, чисто и уютно.
5 сентября /?/. Почти месяц не писала. Я уже у Нины живу, в городе. Уже сейчас поздно, 12 часов, хочется спать. Хожу в школу, первое впечатление очень неважное. Все такие чужие, нарядные. Страшно. Неужели я буду одна? Хочется дружить с одной из первых девочек класса. Другого самолюбие не позволяет. За это время было еще три письма от Бориса. Борис Журин убит.
Письмо от Б. Журина.
7 сентября. Вечер. Делала геометрию и ничего не вышло. Была в библиотеке публичной. Там очень хорошо заниматься. Вчера была там с Галей. Позавчера была с Галей в театре на концерте. В школе ничего плохого и хорошего. Ни с кем не дружу. Запустила уроки и теперь никак с ними не справлюсь, нет всех учебников. В субботу поеду домой. Может, будет письмо от Бориса. В последнем писал, что едет на передовую и сразу напишет. Последнее письмо очень хорошее. Не верится, что нет Бориса Журина, славного товарища. Вспоминаю, как танцевали с ним, как провожал. Неужели его уже нет? Неужели с моим Борисом может тоже что-нибудь случиться?
30 сентября была в Каскелене. С Ларой расстались холодно. В глазах у нее были злые огоньки. Мама ее сказала, что «лучше быть первым в селе, чем /вторым/ в городе». На меня многие заглядываются, смотрят вслед. В столовой приняли за артистку.
Каскелен. Февраль 1943. Школьная компания.
20 октября. Настроение ужасное. Сегодня приехала из дому. Сидела там три дня. В школе до того неприятно, несимпатично, что я всячески старалась отсрочить день отъезда в город. Надоело очень жить у чужих. Но скоро Зоя получит комнату в КИЗе (Казахский институт земледелия), и я буду жить с ней и, может, перейду в другую школу. Мне так хочется освободиться от этой школы. Я получила два носа, это ужасно! Чувствую себя дурой. Ни с кем не дружу. В общем, мне очень не везет. Всё очень плохо. Долго ли еще так будет?
Рита. Февраль 1943 г.
29 октября. Сейчас вечер. Настроение немножко улучшилось. Нужно за себя взяться. Во-первых, побороть лень. Привести в порядок внешний вид. Завтра вечером еду домой. Привезу кукурузы и обязательно продам, чтобы купить себе чулки. К школе понемногу привыкаю. Даже в другую уже не хочется переходить. Начинается подготовка к вечеру. Хотели устроить вечер вскладчину. Я внесу свою долю, но пойду только тогда, если будет платье. Так ничего особенного не произошло, всё скучно, однообразно. С 1-го будет пропуск, так что, может, будет легче.
3 ноября 1943. Пришла из школы, позавтракала довольно плотно. Позавчера была дома, и Зоя согласилась дать мне платье черное на вечер. /…/ 1-го была в театре одна, смотрела «Бахчисарайский фонтан». Писем от Бориса нет уже целый месяц. Что бы могло случиться? /…/
Борис Клименко. Апрель 1943 г.
14 ноября 1943. Выходной, делаю уроки. Очень много нужно заниматься. Пока всё в порядке. Писем больше нет. Ни с кем не дружу и не хочется. Правда, меня тянет к одной девушке – Беляевой, а выйдет ли что-нибудь из этого – не знаю. Вчера услышала по радио радостное известие – наши
взяли город Житомир, мой родной городок! Что там теперь? Вот ели б хоть на минутку можно было посмотреть, что там делается. Через недельку напишу Владе письмо, но сомневаюсь, чтобы она была жива. Еще новость – обрезала свои хвостики. 7-го был вечер. Прошел неудачно. Мне было скучно. Танцевала мало. Всё барахло. Два раза с Волькой. Он, кстати, самый интересные из всех. Одета была хорошо, но всё равно какое-то неудовлетворение. Хожу в столовую, там мне довольно нравится, люди симпатичные.
15 ноября. Вчера весь день учила уроки. Очень хотела исправить алгебру. Вызвали неожиданно, и я снова получила нос. По литературе получила «отл». Говорили, что мне постриженной лучше. Вчера была на почте – писем нет. С головой погрузилась в занятия. Значит, всё же у меня есть характер. Если буду так продолжать, то стану отличницей.
?? апреля 1944. Весна. День ото дня ничем не отличается. Ровно год тому назад Борис получил повестку, ровно год… Помню тот вечер. Перечитывала письма, смотрела его карточку. Может, написать Борису? Напишу!
20 апреля 1944. Сегодня не пошла в школу, идет дождь. Всё по-старому, скучно и грустно. На дворе очень хорошо, цветут сады, но от этого еще тоскливее. Даже подруг у меня нет. Правда, с одной девочкой сошлась от нечего делать, но она мне не нравится. Написала числа 10-го письмо Борису, но ответа еще нет. Всё мечтаю нем, и от этого еще больше злюсь. Ведь знаю, что он приехал в Курск и уже, наверное, с кем-нибудь дружит. Но просто это моя потребность – о ком-нибудь думать. Ничего, я ему отплачу. Написала письма во все институты, но ответа еще нет. Неужели я поеду в Ленинград? Из Житомира писем всё нет. Подруги мои молчат.
Рита. Каскелен. Апрель 1943 г.
?? апреля 1944. Было много нового. Во-первых, была интересная история в школе – 28 чел. ушло с военного дела. На следующий день /кого-то/ выпроводили из школы. Мы организовали забастовку, не позвали родителей. /Далее неразб./ В выходной ходили с Ленкой в сосновом парке. Вдруг подсел какой-то военный, весь в орденах и медалях. Конечно, заговорил. Проболтали с ним часа два. Вдруг проходят 3 наши девочки, что уж они там подумали! Сегодня собиралась на вечер, но не пошла. Лень, да и одеть нечего. Во-вторых, получила числа 25-28 апреля два письма от Бориса. Письма хорошие, особенно второе. Вдруг 7-го мая получила другое письмо от него, и теперь всё кончено. Ему переслали из Иркутска мое злое письмо. Там я писала вроде того, что «быстро окончилась твоя военная карьера». Он страшно разозлился, назвал меня Маргаритой Ивановной, обращается на «вы», пишет, что это последнее письмо, что его никто так остро и больно не обижал. И в конце: «Я любил и люблю сейчас горячо и искренне. Прощай».
Конечно, довольно обидно мне, что так всё вышло. Теперь можно не ходить на почту. Но пусть. Пора разбить эту иллюзию. Ведь всё равно между нами ничего не может и не должно быть. Не собираюсь же я за него замуж. Все это было скуки ради. Не всегда же я буду одна. Впрочем, предчувствую, что он напишет. Во всяком случае, приняла решение и постараюсь его выполнить – не писать ему больше. Я должна выработать сильный характер. Нечего слабовольничать.
12 мая 1944. Всё по-прежнему. Правда, в классе сделалось немножко интереснее после этого исключения из школы. Все как-то больше сдружились. Стало интереснее и веселее. Даже не верится, что это уже последние дни в школе. На уроках жутко бузим. В четверти по поведению оценка – 4. Вот до чего я дошла. С Борисом ничего нового. Я начинаю колебаться: написать ему или нет. Меня всё же волнует, кто из нас прав. И правильно ли я делаю, что не пишу ему. Впрочем, подождем. Нет! Всё же я ему не напишу. Ведь он даже не понял, что я на него обиделась, считает, что если он ранен, так всё должно быть к его услугам. Слишком самоуверен.
14 мая 1944. Вчера вечером была на танцульке у Ники Фесенко. Ночевала у Ленки Шалимовой, моей «подруги». В кавычках, потому что она мне совсем не нравится. Приходится быть с нею т.к. больше не с кем.
/адрес: Алма-ата, Каргалинское шоссе, КИЗ, кв. 32, М.Янушевич - здесь работала Зоя./
Рита Янушевич. После Казахстана. 19 лет.
Рита, 28 декабря 1986 г.: "Мне было 17 в Каскелене. Счастливое время, несмотря на войну и отсутствие всего".
Тамара Лаговская приехала из Житомира в Ленинград в 1964 году вместе с Милой Новосельской, поступила здесь в ВУЗ, потом работала на Балтийском заводе. Она очень привязалась к нашей семье, и все десять лет, что жила в Ленинграде, каждые выходные приезжала к нам в Пушкин, оставалась в нашем доме с субботы на воскресенье. Гуляла с мамой в парке, ходила с ней на концерты. В общем, стала прямо членом нашей семьи. Устав от бессодержательной жизни в Ленинграде, в году 75-м решила вернуться обратно в Житомир. Теперь от нее нет никаких вестей. Что-то с ней случилось очень неладное. А в 1967 году мы с Женей и Томой ездили автостопом в Таллин. В 1970-м мы с ней были на Валааме. Родилась она, между прочим, в 1940 г. в Карелии, в поселении для репрессированных и высланных.
16 мая 2008. Я съездил в Житомир и узнал о Тамаре Лаговской. Нашли номер телефона ее младшего брата Олега, и он с неохотой и равнодушием рассказал, что сестра умерла то ли 6, то ли 8 лет тому назад после тяжелой болезни (рассеянный склероз). Родилась Тома 6 мая 1940 г. Похоронена на Корбутовском кладбище, но, по словам брата, он точно не помнит, где, в какой его части. Мама Тамары, Дарья Филипповна Лаговская, намного пережила ее и умерла в прошлом году (1918-2007). 
