Рита у крыльца дома в Житомире.
После революции рождественская ёлка была строго-настрого запрещена как буржуазный пережиток (на самом деле боролись с христианскими традициями). Декретом Совнаркома от 24 января 1918 года был введен новый стиль ведения календаря с разницей между старым в 13 дней. Между Рождеством и Новым годом пролегли будни. Это было самое мрачное время для детей и родителей. Новый год стал обычным рабочим днем недели, спать ложились как обычно - завтра на смену. Никаких подарков! Никаких ёлок! Купить ёлку стало невозможно, а привезти из лесу даже и опасно! Елка была запрещена до 1935 года, когда появилась идея праздновать Новый год. Вифлеемская звезда стала красной пятиконечной. Первое января стал нерабочим днем только в 1949 году.
В то время в нашей семье, как и во многих других семьях, елку ставили тайно. Однажды, в году 34-м, маленькая Рита проболталась подругам: "а у нас дома есть ёлочка". Родители испугались, переживали. Но, к счастью для всех, это осталось без последствий.
My e-mail: orion1@hotbox.ru Георгий Янушевич, Евгений Янушевич, Маргарита Янушевич, Зоя Янушевич, Наталия Васильевна Янушевич, Варвара Соколовская, Оксана Соколовская, Василий Ипполитович Янушевич, Свиридовка, Молдавия, Кишинев, Корнешты, город Пушкин
Saturday, December 24, 2005
Wednesday, December 14, 2005
Терешкевич Н.Ф.
Свиридовский помещик – Терешкевич Николай Филиппович, он же председатель земской управы. Его имение на берегу Сулы называлось «Отрада». Большой дом, сад и парк-лес вокруг. Полевой пахотной земли не имел. Женился на богатой миллионерше из Санкт-Петербурга. Зиму часто проводил в Париже. С ним жила сестра Ольга Филипповна, шефствовала над местной деревенской школой. У Николая Филипповича были дети. После революции все выехали. Говорили, что в Югославию, но были сведения, что Ольга Федоровна жила в Белоруссии. Брат Николая Филипповича - Сергей Филиппович жил рядом, в селе Новая Гребля (не в самом селе, а, кажется, на хуторе Закроиха). Погиб на фронте в 1915-16 г.г. У него тоже были дети, но куда они девались, неизвестно. В доме Терешкевича часто говорили по-французски. Была богатая библиотека и много книг французских просветителей. Судьба этой библиотеки – общая. Записала я эти сведения от местных старожилов и от своей мамы.
В годы сов.власти в доме Н.Ф.Терешкевича размещались разные учреждения, после революции была «коммуна», но дольше всего – детский дом. Здание детского дома поддерживали, ремонтировали, красили. Парк же и плодовый сад вокруг зарос, заглох, пришел в полное запустение. Сейчас детский дом переведен в другое место, а здание продали какой-то дорожной организации в Лохвице. Никакого ремонта эта организация в течение последних пяти лет не сделала. Содержится лишь штат круглосуточных сторожей.
Зоя Янушевич. 9 сентября 1993 г.
То, что оставалось от дома Терешкевича, сгорело в 2003 г. Сейчас там пустырь.
Thursday, December 08, 2005
Нина Джолова. "Червоний павучок як шкiдник хмелю"...
1940 г.
Нина Джолова была одиноким человеком и очень привязана к нашей семье. Дружила с Зоей Янушевич. После войны, из-за того что находилась в оккупации, ей запретили проживать в больших городах, и она уехала в Иркутск, где продолжала свою научную деятельность. Там 30 апреля 1976 года она умерла. От нее осталась написанная ею автобиография, несколько фотографий и писем, пара ссылок в Интернете на научные работы.
Автобиография Джоловой Нины Григорьевны.
Родилась в 1908 году в г. Мариенгофе. Мать – студентка – умерла в том же году. Отец – мещанин, студент, за участие в революционной работе подвергался репрессиям, эмигрировал во Францию, где пребывал до 1917 г.
Воспитывалась в с. М.Будища Гадячского р-на Полтавской области до шести лет у местной учительницы, а затем в семье мелкого помещика, где работала по хозяйству и училась в школе.
После революции и ликвидации имущества хозяев перешла на жительство к председателю местного революционного комитета, впоследствии председателя сельсовета, где работала по хозяйству и училась в семилетке г. Гадяча, которую закончила в 1923 г. С 1923 г. Находилась на иждивении отца, работавшего агрономом в г. Харькове, где и закончила Педагогический техникум в 1929 г. С 1929 г. По 1932 год работала учительницей в Н.Водоложском районе Харьковской области и в г. Харькове. С 1932 г. По 1939 г. Работала в гор. Житомире научным сотрудником Укр. Н.-И. Станции хмелеводства. За это время заочно окончила Ленинградский с/х Институт. В 1939 году поступила в аспирантуру при Ленинградском с/х институте, где и училась до начала войны.
В начале войны находилась на летней учебной практике в г. Житомире, откуда эвакуировалась в г. Киев. В Киеве работала медсестрой детской больницы. После оккупации Киева немцами вернулась в Житомир, где работала сначала на Хмелевой фабрике простой работницей, а потом преподавателем энтомологии в Сельскохозяйственной школе. В это время я имела связь с партизанами, помогая уходившим в партизанский отряд.
После освобождения Житомира работала Заведующим Отделом Защиты Растений Украинской Н.-И. Станции Хмелеводства до 21/VII-1944 г., откуда уволилась в связи с вызовом в Ленинград для окончания аспирантуры, где и училась до 4/VI-1947 г. Одновременно работала по совместительству в должности ассистента кафедры с/х энтомологии. На этой работе и нахожусь до настоящего времени.
15 августа 1947 г.
Печатные работы Нины Джоловой: «Червоний павучок, як шкидник хмелю и комплекс миропрiемств по боротьбе з нiм». Держ. Видов. Кол. И ред. Литературы УССР, 1938.
Арсеньева М.В., Джолова Н.Г., Полякова Е.В. Вредители и болезни овощных культур в парниках и теплицах Иркутской области. Иркутск: Иркутское книжное изд-во, 1959. с. 73-74.
Джолова Н.Г. Насекомые вредители овощных культур Прибайкалья. М.: Наука, 1965, 80 с.
Нина Джолова. 12 декабря 1933 г. Ленинград.
Когда началась война, многие бежали из Житомира, однако потом туда вернулись. Бежала и Варя – наша двоюродная бабушка (предположительно в Свиридовку), но возвратилась. Нина Джолова в то время была уже в аспирантуре в Ленинграде, приехала в Житомир в отпуск, все документы остались в общежитии в Ленинграде. Но в Ленинград к Зое приехали бабушка и Рита, чьи документы и все вещи остались, наоборот, в Житомире. Нина Джолова оказалась в Киеве, у знакомых. В Киев немцы вошли 19 сентября 1941 г., Житомир заняли раньше – 9 июля. Нина Джолова пишет в Ленинград Зое и ее маме, Наталии Васильевне. После войны Нине Джоловой запретили жить в крупных городах как «проживавшей на временно оккупированной территории». Она жила в Иркутске. В Иркутске она и умерла 30 апреля 1976 года.
Середина июля 1941 г., Киев.
Дорогая Зоя,
Житомир сильно разбомбили и подожгли немцы. Большинство населения удрало, т.к. невыносимо было сидеть под постоянной бомбежкой. Последний раз я была у Вари 4 июля, а в ночь на 6 июля я и Сташевский пешком ушли в Киев. Куда девалась Варя и цела ли Ваша квартира, я не знаю, т.к. мы вышли со станции [опытной], а не из города. Думаю, что она постарается пробиться в Свиридовку. Хотела сказать Любовь Александровне, чтобы получила трудовую книжку Наталии Васильевны и дала мне, но не успела. Уходя 4 июля на Опытную Станцию, я дала инструкцию Варе собрать все документы и пробираться к сестре [в Свиридовку], если будет возможность захватить хоть что-нибудь из вещей поцелее, но так и не могла больше ее повидать.
Шли мы два дня, не раз попадая под пулеметный обстрел. Сейчас я сижу в Киеве у знакомых в самом печальном положении. Выехать нет ни малейшей возможности. Я почти босая. Денег мало. Киев часто бомбят, и у меня очень слабая надежда на то, что мы когда-нибудь увидимся. Вещи брошены в Житомире. Что я буду делать, если такое положение продлится или ухудшится, - понятия не имею. Пока буду ждать. Пристроиться на работу – нечего и мечтать при таком положении. Было бы величайшим счастьем попасть в армию в качестве медицинской сестры, но я оббила пороги всех военкоматов, два дня не выходила из призывного пункта, но устроиться не удалось, т.к. сейчас нет потребности в младшем медицинском персонале. И главное, что очень обидно, что пока я там была, приходила к соседям знакомая врачиха, и если бы я была в это время, она бы устроила меня в госпиталь, а на другой день, когда я с ней увиделась, было уже поздно. Буду еще всякими способами стараться устроиться, но надежда очень слабая.
Теперь Зоечка: если у Вас жизнь идет нормально, то немедленно забери пальто, т.к. здесь в ломбарде всё пропало. Возьми мою корзину. Если же не до этого, то возьми хоть диплом , трудовую книжку и медаль, и если сможешь, материалы диссертации, т.к. все архивы Опытной Станции ликвидированы и если попадут эти, то моя диссертация погибла. А ведь совсем не факт, что из этих передряг я выйду живой. Может быть, мы еще увидимся, а может, - нет. Горячий привет Рите и маме. Попробуй мне скорее написать.
Нина.
13 августа 1941 г., Киев.
Дорогие Наталия Васильевна и Зоечка!
Несказанно была рада получить от Вас весточку. Я уже думала, что ни Вас, ни Мары в Ленинграде нет. Очень рада, что Вы живы и здоровы и, главное, никуда не уехали. Я уже писала и еще раз повторяю: никуда ни при каких обстоятельствах не уезжайте» Я уже насмотрелась на беженцев. Ужасно тяжелые условия этих переездов, и, конечно, в Ленинграде Вы в большей безопасности. Если же не будет возможности устроиться с пропиской и на какую-нибудь – хоть уборщицей – работу, то тогда уезжайте только в Свиридовку, к своим, и ни в коем случае никуда в другое место. Если будете туда ехать, дайте мне телеграмму, и я тоже попробую туда приехать. Тогда мы будем вместе.
У меня положение очень тяжелое. В Киеве меня прописали только до 15 августа, и что будет со мной, если придется уезжать, - не знаю. Жутко уезжать неизвестно куда, без денег, без перспектив на работу. Пока что я работаю медсестрой в детской больнице, живу у Никиты, и если бы меня не гнали из Киева, была бы счастлива. Пробыла бы здесь, пока этих гадов немцев не отогнали бы, а там пробралась бы в Ленинград, и зажили бы снова спокойно. Если же придется ехать, то боюсь, что мы больше не увидимся. В случае полного отказа в прописке буду снова пробовать устроиться медсестрой в военно-передвижной госпиталь, если удастся, то это будет лучше всего. По крайней мере, буду себя чувствовать нужным и приносящим пользу гражданином, а не скитающейся никому не нужной беженкой. Опасность меня не пугает, на этой работе погибнуть не страшно. За дело обороны нашей страны я пойду на смерть с радостью. Ну вот Вам и всё о себе. Скоро напишу еще. Пишите и Вы и имейте в виду, что письма часто пропадают, поэтому пишите чаще. Я надеюсь, что ты, Зоечка, возьмешь мою корзину и сохранишь, если будет можно, то всё, что там есть. Если же будешь ехать, то захвати диплом, удостоверение об окончании техникума, трудовую книжку и медаль с удостоверением. Из комнаты возьми вещи. Если можно, комнату не сдавайте, скажите, что я мобилизована медсестрой, а это, наверное, скоро так и будет.
Все вещи, Зоечка, можешь использовать по своему усмотрению, бери и пользуйся всем. Пальто из ломбарда забери, пусть носит Рита. А в комнате есть еще старое летнее, пусть тоже носит, и вообще пусть носит всё, что на нее будет в пору, даже серое пусть одевает, только осторожно, пусть постарается не очень запачкать.
Из Житомира я настолько неожиданно и поспешно ушла, что теперь даже жалею, дня два можно было пересидеть и захватить больше вещей, ведь я совсем почти раздетая. Где Варя и все остальные Ваши родственники – не знаю. В Киеве никого не встречала. Перед отъездом я говорила с Варей, даже поругались, но, кажется, она все-таки поняла, что это надо, я ее просила перерыть всю квартиру, найти все нужные документы и держать у себя, а она говорила, что ничего не знает, не может, и раз Вы ничего не пишете, то нечего и искать. Если бы я не ждала с минуты на минуту мобилизации, т.к. мое заявление уже лежало в военкомате, то я бы сделала это сама и взяла с собой [документы], но я ведь думала, что попаду на фронт, а она эвакуируется в Свиридовку. А теперь боюсь, что получится наоборот. Напишите, почему мне не отвечает Мара. Пусть имеет в виду, что не все письма доходят, и пишет почаще, я вот еще сегодня напишу Вам и открытку. Почему Мара не написала мне адреса Георгия? Оставил ли он только адрес или и записку? Зоечка очень строго в своем письме прикрикнула, чтобы я думала о себе, а не о нем, но ведь поймите, что сейчас, когда все, что было в мирной жизни, у меня рухнуло – аспирантура, диссертация, сейчас единственное, что для меня еще в жизни осталось, это надежду на хорошую встречу с ним. Напишите мне его адрес и расспросите у Мары, что он спрашивал обо мне, интересовался ли моей судьбой или нет? Пусть Зоя не ругается, но я его очень люблю, и каждая хорошая весточка о нем – единственная радость, которая может быть в моей жизни. Если даже он и забыл обо мне, то хоть хочу знать, жив ли он. А раз оставил адрес, то хочу знать этот адрес, а Вы мне обязательно напишите подробно. Т.к. я возможно уеду, то телеграммой просила Мару сообщить мне его адрес в два адреса – в Киев и на всякий случай в Харьков. Ну вот всё. Крепко-крепко целую всех. Жду скорого ответа. Нина.
Киев, бульвар Шевченко, 46в, кв. 16, Чигранцевой Л.Г.
Конец августа, Киев:
Киев. Бульвар Шевченко.
«Я не теряю надежды на то, что всё благополучно окончится, и мы найдем друг друга. Только Зоечка пусть бережет себя. Не будь чересчур отчаянной. Ты слабенькая, больная. Работая на своем кок-сагызе, это имеет громадное оборонное значение, веди резина сейчас нужна, как никогда.
«Зоечка, если сможешь увидеть Георгия, то передай, что я его помню и прошу передать на всякий случай мой адрес. В связи с этим у меня резко ухудшилось настроение и, возможно, что я натворю каких-нибудь глупостей. Ну об этом поговорим, если увидимся. Крепко всех целую. Риточку особенно крепко, она, наверное, стала совсем взрослая и умная. Пишите чаще… Нина.
Нина Джолова была одиноким человеком и очень привязана к нашей семье. Дружила с Зоей Янушевич. После войны, из-за того что находилась в оккупации, ей запретили проживать в больших городах, и она уехала в Иркутск, где продолжала свою научную деятельность. Там 30 апреля 1976 года она умерла. От нее осталась написанная ею автобиография, несколько фотографий и писем, пара ссылок в Интернете на научные работы.
Автобиография Джоловой Нины Григорьевны.
Родилась в 1908 году в г. Мариенгофе. Мать – студентка – умерла в том же году. Отец – мещанин, студент, за участие в революционной работе подвергался репрессиям, эмигрировал во Францию, где пребывал до 1917 г.
Воспитывалась в с. М.Будища Гадячского р-на Полтавской области до шести лет у местной учительницы, а затем в семье мелкого помещика, где работала по хозяйству и училась в школе.
После революции и ликвидации имущества хозяев перешла на жительство к председателю местного революционного комитета, впоследствии председателя сельсовета, где работала по хозяйству и училась в семилетке г. Гадяча, которую закончила в 1923 г. С 1923 г. Находилась на иждивении отца, работавшего агрономом в г. Харькове, где и закончила Педагогический техникум в 1929 г. С 1929 г. По 1932 год работала учительницей в Н.Водоложском районе Харьковской области и в г. Харькове. С 1932 г. По 1939 г. Работала в гор. Житомире научным сотрудником Укр. Н.-И. Станции хмелеводства. За это время заочно окончила Ленинградский с/х Институт. В 1939 году поступила в аспирантуру при Ленинградском с/х институте, где и училась до начала войны.
В начале войны находилась на летней учебной практике в г. Житомире, откуда эвакуировалась в г. Киев. В Киеве работала медсестрой детской больницы. После оккупации Киева немцами вернулась в Житомир, где работала сначала на Хмелевой фабрике простой работницей, а потом преподавателем энтомологии в Сельскохозяйственной школе. В это время я имела связь с партизанами, помогая уходившим в партизанский отряд.
После освобождения Житомира работала Заведующим Отделом Защиты Растений Украинской Н.-И. Станции Хмелеводства до 21/VII-1944 г., откуда уволилась в связи с вызовом в Ленинград для окончания аспирантуры, где и училась до 4/VI-1947 г. Одновременно работала по совместительству в должности ассистента кафедры с/х энтомологии. На этой работе и нахожусь до настоящего времени.
15 августа 1947 г.
Печатные работы Нины Джоловой: «Червоний павучок, як шкидник хмелю и комплекс миропрiемств по боротьбе з нiм». Держ. Видов. Кол. И ред. Литературы УССР, 1938.
Арсеньева М.В., Джолова Н.Г., Полякова Е.В. Вредители и болезни овощных культур в парниках и теплицах Иркутской области. Иркутск: Иркутское книжное изд-во, 1959. с. 73-74.
Джолова Н.Г. Насекомые вредители овощных культур Прибайкалья. М.: Наука, 1965, 80 с.
Нина Джолова. 12 декабря 1933 г. Ленинград.
Когда началась война, многие бежали из Житомира, однако потом туда вернулись. Бежала и Варя – наша двоюродная бабушка (предположительно в Свиридовку), но возвратилась. Нина Джолова в то время была уже в аспирантуре в Ленинграде, приехала в Житомир в отпуск, все документы остались в общежитии в Ленинграде. Но в Ленинград к Зое приехали бабушка и Рита, чьи документы и все вещи остались, наоборот, в Житомире. Нина Джолова оказалась в Киеве, у знакомых. В Киев немцы вошли 19 сентября 1941 г., Житомир заняли раньше – 9 июля. Нина Джолова пишет в Ленинград Зое и ее маме, Наталии Васильевне. После войны Нине Джоловой запретили жить в крупных городах как «проживавшей на временно оккупированной территории». Она жила в Иркутске. В Иркутске она и умерла 30 апреля 1976 года.
Середина июля 1941 г., Киев.
Дорогая Зоя,
Житомир сильно разбомбили и подожгли немцы. Большинство населения удрало, т.к. невыносимо было сидеть под постоянной бомбежкой. Последний раз я была у Вари 4 июля, а в ночь на 6 июля я и Сташевский пешком ушли в Киев. Куда девалась Варя и цела ли Ваша квартира, я не знаю, т.к. мы вышли со станции [опытной], а не из города. Думаю, что она постарается пробиться в Свиридовку. Хотела сказать Любовь Александровне, чтобы получила трудовую книжку Наталии Васильевны и дала мне, но не успела. Уходя 4 июля на Опытную Станцию, я дала инструкцию Варе собрать все документы и пробираться к сестре [в Свиридовку], если будет возможность захватить хоть что-нибудь из вещей поцелее, но так и не могла больше ее повидать.
Шли мы два дня, не раз попадая под пулеметный обстрел. Сейчас я сижу в Киеве у знакомых в самом печальном положении. Выехать нет ни малейшей возможности. Я почти босая. Денег мало. Киев часто бомбят, и у меня очень слабая надежда на то, что мы когда-нибудь увидимся. Вещи брошены в Житомире. Что я буду делать, если такое положение продлится или ухудшится, - понятия не имею. Пока буду ждать. Пристроиться на работу – нечего и мечтать при таком положении. Было бы величайшим счастьем попасть в армию в качестве медицинской сестры, но я оббила пороги всех военкоматов, два дня не выходила из призывного пункта, но устроиться не удалось, т.к. сейчас нет потребности в младшем медицинском персонале. И главное, что очень обидно, что пока я там была, приходила к соседям знакомая врачиха, и если бы я была в это время, она бы устроила меня в госпиталь, а на другой день, когда я с ней увиделась, было уже поздно. Буду еще всякими способами стараться устроиться, но надежда очень слабая.
Теперь Зоечка: если у Вас жизнь идет нормально, то немедленно забери пальто, т.к. здесь в ломбарде всё пропало. Возьми мою корзину. Если же не до этого, то возьми хоть диплом , трудовую книжку и медаль, и если сможешь, материалы диссертации, т.к. все архивы Опытной Станции ликвидированы и если попадут эти, то моя диссертация погибла. А ведь совсем не факт, что из этих передряг я выйду живой. Может быть, мы еще увидимся, а может, - нет. Горячий привет Рите и маме. Попробуй мне скорее написать.
Нина.
13 августа 1941 г., Киев.
Дорогие Наталия Васильевна и Зоечка!
Несказанно была рада получить от Вас весточку. Я уже думала, что ни Вас, ни Мары в Ленинграде нет. Очень рада, что Вы живы и здоровы и, главное, никуда не уехали. Я уже писала и еще раз повторяю: никуда ни при каких обстоятельствах не уезжайте» Я уже насмотрелась на беженцев. Ужасно тяжелые условия этих переездов, и, конечно, в Ленинграде Вы в большей безопасности. Если же не будет возможности устроиться с пропиской и на какую-нибудь – хоть уборщицей – работу, то тогда уезжайте только в Свиридовку, к своим, и ни в коем случае никуда в другое место. Если будете туда ехать, дайте мне телеграмму, и я тоже попробую туда приехать. Тогда мы будем вместе.
У меня положение очень тяжелое. В Киеве меня прописали только до 15 августа, и что будет со мной, если придется уезжать, - не знаю. Жутко уезжать неизвестно куда, без денег, без перспектив на работу. Пока что я работаю медсестрой в детской больнице, живу у Никиты, и если бы меня не гнали из Киева, была бы счастлива. Пробыла бы здесь, пока этих гадов немцев не отогнали бы, а там пробралась бы в Ленинград, и зажили бы снова спокойно. Если же придется ехать, то боюсь, что мы больше не увидимся. В случае полного отказа в прописке буду снова пробовать устроиться медсестрой в военно-передвижной госпиталь, если удастся, то это будет лучше всего. По крайней мере, буду себя чувствовать нужным и приносящим пользу гражданином, а не скитающейся никому не нужной беженкой. Опасность меня не пугает, на этой работе погибнуть не страшно. За дело обороны нашей страны я пойду на смерть с радостью. Ну вот Вам и всё о себе. Скоро напишу еще. Пишите и Вы и имейте в виду, что письма часто пропадают, поэтому пишите чаще. Я надеюсь, что ты, Зоечка, возьмешь мою корзину и сохранишь, если будет можно, то всё, что там есть. Если же будешь ехать, то захвати диплом, удостоверение об окончании техникума, трудовую книжку и медаль с удостоверением. Из комнаты возьми вещи. Если можно, комнату не сдавайте, скажите, что я мобилизована медсестрой, а это, наверное, скоро так и будет.
Все вещи, Зоечка, можешь использовать по своему усмотрению, бери и пользуйся всем. Пальто из ломбарда забери, пусть носит Рита. А в комнате есть еще старое летнее, пусть тоже носит, и вообще пусть носит всё, что на нее будет в пору, даже серое пусть одевает, только осторожно, пусть постарается не очень запачкать.
Из Житомира я настолько неожиданно и поспешно ушла, что теперь даже жалею, дня два можно было пересидеть и захватить больше вещей, ведь я совсем почти раздетая. Где Варя и все остальные Ваши родственники – не знаю. В Киеве никого не встречала. Перед отъездом я говорила с Варей, даже поругались, но, кажется, она все-таки поняла, что это надо, я ее просила перерыть всю квартиру, найти все нужные документы и держать у себя, а она говорила, что ничего не знает, не может, и раз Вы ничего не пишете, то нечего и искать. Если бы я не ждала с минуты на минуту мобилизации, т.к. мое заявление уже лежало в военкомате, то я бы сделала это сама и взяла с собой [документы], но я ведь думала, что попаду на фронт, а она эвакуируется в Свиридовку. А теперь боюсь, что получится наоборот. Напишите, почему мне не отвечает Мара. Пусть имеет в виду, что не все письма доходят, и пишет почаще, я вот еще сегодня напишу Вам и открытку. Почему Мара не написала мне адреса Георгия? Оставил ли он только адрес или и записку? Зоечка очень строго в своем письме прикрикнула, чтобы я думала о себе, а не о нем, но ведь поймите, что сейчас, когда все, что было в мирной жизни, у меня рухнуло – аспирантура, диссертация, сейчас единственное, что для меня еще в жизни осталось, это надежду на хорошую встречу с ним. Напишите мне его адрес и расспросите у Мары, что он спрашивал обо мне, интересовался ли моей судьбой или нет? Пусть Зоя не ругается, но я его очень люблю, и каждая хорошая весточка о нем – единственная радость, которая может быть в моей жизни. Если даже он и забыл обо мне, то хоть хочу знать, жив ли он. А раз оставил адрес, то хочу знать этот адрес, а Вы мне обязательно напишите подробно. Т.к. я возможно уеду, то телеграммой просила Мару сообщить мне его адрес в два адреса – в Киев и на всякий случай в Харьков. Ну вот всё. Крепко-крепко целую всех. Жду скорого ответа. Нина.
Киев, бульвар Шевченко, 46в, кв. 16, Чигранцевой Л.Г.
Конец августа, Киев:
Киев. Бульвар Шевченко.
«Я не теряю надежды на то, что всё благополучно окончится, и мы найдем друг друга. Только Зоечка пусть бережет себя. Не будь чересчур отчаянной. Ты слабенькая, больная. Работая на своем кок-сагызе, это имеет громадное оборонное значение, веди резина сейчас нужна, как никогда.
«Зоечка, если сможешь увидеть Георгия, то передай, что я его помню и прошу передать на всякий случай мой адрес. В связи с этим у меня резко ухудшилось настроение и, возможно, что я натворю каких-нибудь глупостей. Ну об этом поговорим, если увидимся. Крепко всех целую. Риточку особенно крепко, она, наверное, стала совсем взрослая и умная. Пишите чаще… Нина.
Monday, December 05, 2005
Рита Янушевич, 1950 г.
Subscribe to:
Posts (Atom)