Нина Джолова была одиноким человеком и очень привязана к нашей семье. Дружила с Зоей Янушевич. После войны, из-за того что находилась в оккупации, ей запретили проживать в больших городах, и она уехала в Иркутск, где продолжала свою научную деятельность. Там 30 апреля 1976 года она умерла. От нее осталась написанная ею автобиография, несколько фотографий и писем, пара ссылок в Интернете на научные работы.
Автобиография Джоловой Нины Григорьевны.
Родилась в 1908 году в г. Мариенгофе. Мать – студентка – умерла в том же году. Отец – мещанин, студент, за участие в революционной работе подвергался репрессиям, эмигрировал во Францию, где пребывал до 1917 г.
Воспитывалась в с. М.Будища Гадячского р-на Полтавской области до шести лет у местной учительницы, а затем в семье мелкого помещика, где работала по хозяйству и училась в школе.
После революции и ликвидации имущества хозяев перешла на жительство к председателю местного революционного комитета, впоследствии председателя сельсовета, где работала по хозяйству и училась в семилетке г. Гадяча, которую закончила в 1923 г. С 1923 г. Находилась на иждивении отца, работавшего агрономом в г. Харькове, где и закончила Педагогический техникум в 1929 г. С 1929 г. По 1932 год работала учительницей в Н.Водоложском районе Харьковской области и в г. Харькове. С 1932 г. По 1939 г. Работала в гор. Житомире научным сотрудником Укр. Н.-И. Станции хмелеводства. За это время заочно окончила Ленинградский с/х Институт. В 1939 году поступила в аспирантуру при Ленинградском с/х институте, где и училась до начала войны.
В начале войны находилась на летней учебной практике в г. Житомире, откуда эвакуировалась в г. Киев. В Киеве работала медсестрой детской больницы. После оккупации Киева немцами вернулась в Житомир, где работала сначала на Хмелевой фабрике простой работницей, а потом преподавателем энтомологии в Сельскохозяйственной школе. В это время я имела связь с партизанами, помогая уходившим в партизанский отряд.
После освобождения Житомира работала Заведующим Отделом Защиты Растений Украинской Н.-И. Станции Хмелеводства до 21/VII-1944 г., откуда уволилась в связи с вызовом в Ленинград для окончания аспирантуры, где и училась до 4/VI-1947 г. Одновременно работала по совместительству в должности ассистента кафедры с/х энтомологии. На этой работе и нахожусь до настоящего времени.
15 августа 1947 г.
Печатные работы Нины Джоловой: «Червоний павучок, як шкидник хмелю и комплекс миропрiемств по боротьбе з нiм». Держ. Видов. Кол. И ред. Литературы УССР, 1938.
Арсеньева М.В., Джолова Н.Г., Полякова Е.В. Вредители и болезни овощных культур в парниках и теплицах Иркутской области. Иркутск: Иркутское книжное изд-во, 1959. с. 73-74.
Джолова Н.Г. Насекомые вредители овощных культур Прибайкалья. М.: Наука, 1965, 80 с.
Нина Джолова. 12 декабря 1933 г. Ленинград.
Когда началась война, многие бежали из Житомира, однако потом туда вернулись. Бежала и Варя – наша двоюродная бабушка (предположительно в Свиридовку), но возвратилась. Нина Джолова в то время была уже в аспирантуре в Ленинграде, приехала в Житомир в отпуск, все документы остались в общежитии в Ленинграде. Но в Ленинград к Зое приехали бабушка и Рита, чьи документы и все вещи остались, наоборот, в Житомире. Нина Джолова оказалась в Киеве, у знакомых. В Киев немцы вошли 19 сентября 1941 г., Житомир заняли раньше – 9 июля. Нина Джолова пишет в Ленинград Зое и ее маме, Наталии Васильевне. После войны Нине Джоловой запретили жить в крупных городах как «проживавшей на временно оккупированной территории». Она жила в Иркутске. В Иркутске она и умерла 30 апреля 1976 года.
Середина июля 1941 г., Киев.
Дорогая Зоя,
Житомир сильно разбомбили и подожгли немцы. Большинство населения удрало, т.к. невыносимо было сидеть под постоянной бомбежкой. Последний раз я была у Вари 4 июля, а в ночь на 6 июля я и Сташевский пешком ушли в Киев. Куда девалась Варя и цела ли Ваша квартира, я не знаю, т.к. мы вышли со станции [опытной], а не из города. Думаю, что она постарается пробиться в Свиридовку. Хотела сказать Любовь Александровне, чтобы получила трудовую книжку Наталии Васильевны и дала мне, но не успела. Уходя 4 июля на Опытную Станцию, я дала инструкцию Варе собрать все документы и пробираться к сестре [в Свиридовку], если будет возможность захватить хоть что-нибудь из вещей поцелее, но так и не могла больше ее повидать.
Шли мы два дня, не раз попадая под пулеметный обстрел. Сейчас я сижу в Киеве у знакомых в самом печальном положении. Выехать нет ни малейшей возможности. Я почти босая. Денег мало. Киев часто бомбят, и у меня очень слабая надежда на то, что мы когда-нибудь увидимся. Вещи брошены в Житомире. Что я буду делать, если такое положение продлится или ухудшится, - понятия не имею. Пока буду ждать. Пристроиться на работу – нечего и мечтать при таком положении. Было бы величайшим счастьем попасть в армию в качестве медицинской сестры, но я оббила пороги всех военкоматов, два дня не выходила из призывного пункта, но устроиться не удалось, т.к. сейчас нет потребности в младшем медицинском персонале. И главное, что очень обидно, что пока я там была, приходила к соседям знакомая врачиха, и если бы я была в это время, она бы устроила меня в госпиталь, а на другой день, когда я с ней увиделась, было уже поздно. Буду еще всякими способами стараться устроиться, но надежда очень слабая.
Теперь Зоечка: если у Вас жизнь идет нормально, то немедленно забери пальто, т.к. здесь в ломбарде всё пропало. Возьми мою корзину. Если же не до этого, то возьми хоть диплом , трудовую книжку и медаль, и если сможешь, материалы диссертации, т.к. все архивы Опытной Станции ликвидированы и если попадут эти, то моя диссертация погибла. А ведь совсем не факт, что из этих передряг я выйду живой. Может быть, мы еще увидимся, а может, - нет. Горячий привет Рите и маме. Попробуй мне скорее написать.
Нина.
13 августа 1941 г., Киев.
Дорогие Наталия Васильевна и Зоечка!
Несказанно была рада получить от Вас весточку. Я уже думала, что ни Вас, ни Мары в Ленинграде нет. Очень рада, что Вы живы и здоровы и, главное, никуда не уехали. Я уже писала и еще раз повторяю: никуда ни при каких обстоятельствах не уезжайте» Я уже насмотрелась на беженцев. Ужасно тяжелые условия этих переездов, и, конечно, в Ленинграде Вы в большей безопасности. Если же не будет возможности устроиться с пропиской и на какую-нибудь – хоть уборщицей – работу, то тогда уезжайте только в Свиридовку, к своим, и ни в коем случае никуда в другое место. Если будете туда ехать, дайте мне телеграмму, и я тоже попробую туда приехать. Тогда мы будем вместе.
У меня положение очень тяжелое. В Киеве меня прописали только до 15 августа, и что будет со мной, если придется уезжать, - не знаю. Жутко уезжать неизвестно куда, без денег, без перспектив на работу. Пока что я работаю медсестрой в детской больнице, живу у Никиты, и если бы меня не гнали из Киева, была бы счастлива. Пробыла бы здесь, пока этих гадов немцев не отогнали бы, а там пробралась бы в Ленинград, и зажили бы снова спокойно. Если же придется ехать, то боюсь, что мы больше не увидимся. В случае полного отказа в прописке буду снова пробовать устроиться медсестрой в военно-передвижной госпиталь, если удастся, то это будет лучше всего. По крайней мере, буду себя чувствовать нужным и приносящим пользу гражданином, а не скитающейся никому не нужной беженкой. Опасность меня не пугает, на этой работе погибнуть не страшно. За дело обороны нашей страны я пойду на смерть с радостью. Ну вот Вам и всё о себе. Скоро напишу еще. Пишите и Вы и имейте в виду, что письма часто пропадают, поэтому пишите чаще. Я надеюсь, что ты, Зоечка, возьмешь мою корзину и сохранишь, если будет можно, то всё, что там есть. Если же будешь ехать, то захвати диплом, удостоверение об окончании техникума, трудовую книжку и медаль с удостоверением. Из комнаты возьми вещи. Если можно, комнату не сдавайте, скажите, что я мобилизована медсестрой, а это, наверное, скоро так и будет.
Все вещи, Зоечка, можешь использовать по своему усмотрению, бери и пользуйся всем. Пальто из ломбарда забери, пусть носит Рита. А в комнате есть еще старое летнее, пусть тоже носит, и вообще пусть носит всё, что на нее будет в пору, даже серое пусть одевает, только осторожно, пусть постарается не очень запачкать.
Из Житомира я настолько неожиданно и поспешно ушла, что теперь даже жалею, дня два можно было пересидеть и захватить больше вещей, ведь я совсем почти раздетая. Где Варя и все остальные Ваши родственники – не знаю. В Киеве никого не встречала. Перед отъездом я говорила с Варей, даже поругались, но, кажется, она все-таки поняла, что это надо, я ее просила перерыть всю квартиру, найти все нужные документы и держать у себя, а она говорила, что ничего не знает, не может, и раз Вы ничего не пишете, то нечего и искать. Если бы я не ждала с минуты на минуту мобилизации, т.к. мое заявление уже лежало в военкомате, то я бы сделала это сама и взяла с собой [документы], но я ведь думала, что попаду на фронт, а она эвакуируется в Свиридовку. А теперь боюсь, что получится наоборот. Напишите, почему мне не отвечает Мара. Пусть имеет в виду, что не все письма доходят, и пишет почаще, я вот еще сегодня напишу Вам и открытку. Почему Мара не написала мне адреса Георгия? Оставил ли он только адрес или и записку? Зоечка очень строго в своем письме прикрикнула, чтобы я думала о себе, а не о нем, но ведь поймите, что сейчас, когда все, что было в мирной жизни, у меня рухнуло – аспирантура, диссертация, сейчас единственное, что для меня еще в жизни осталось, это надежду на хорошую встречу с ним. Напишите мне его адрес и расспросите у Мары, что он спрашивал обо мне, интересовался ли моей судьбой или нет? Пусть Зоя не ругается, но я его очень люблю, и каждая хорошая весточка о нем – единственная радость, которая может быть в моей жизни. Если даже он и забыл обо мне, то хоть хочу знать, жив ли он. А раз оставил адрес, то хочу знать этот адрес, а Вы мне обязательно напишите подробно. Т.к. я возможно уеду, то телеграммой просила Мару сообщить мне его адрес в два адреса – в Киев и на всякий случай в Харьков. Ну вот всё. Крепко-крепко целую всех. Жду скорого ответа. Нина.
Киев, бульвар Шевченко, 46в, кв. 16, Чигранцевой Л.Г.
Конец августа, Киев:
Киев. Бульвар Шевченко.
«Я не теряю надежды на то, что всё благополучно окончится, и мы найдем друг друга. Только Зоечка пусть бережет себя. Не будь чересчур отчаянной. Ты слабенькая, больная. Работая на своем кок-сагызе, это имеет громадное оборонное значение, веди резина сейчас нужна, как никогда.
«Зоечка, если сможешь увидеть Георгия, то передай, что я его помню и прошу передать на всякий случай мой адрес. В связи с этим у меня резко ухудшилось настроение и, возможно, что я натворю каких-нибудь глупостей. Ну об этом поговорим, если увидимся. Крепко всех целую. Риточку особенно крепко, она, наверное, стала совсем взрослая и умная. Пишите чаще… Нина.
No comments:
Post a Comment